Морской царь и Василиса Премудрая (вариант 3)

Посеял мужик рожь, и уродил ему господь на диво: едва мог с поля собрать! Вот перевез он снопы домой, смолотил и насыпал и думает: «Теперь-то стану жить, не тужить!» И повадились к мужику в амбар мышь да воробей; каждый божий день раз по пяти слазают, наедятся — и назад: мышь юркнет в свою норку, а воробей улетит в свое гнездо. Жили они вдвоем так-то дружно целые три года; все зерно приели, остается в закроме самая малость, с четверик — не больше. Видит мышь, что запас к концу подходит, и ну ухитряться, как бы воробья обмануть да всем достальным добром одной завладать. И таки ухитрилась; собралась темною ночью, прогрызла в полу большущую дыру и спустила в подполье всю рожь до единого зернышка.

Поутру прилетает воробей в амбар, захотелось ему позавтракать; глянул — нет ничего! Вылетел бедняжка голодный и думает про себя: «Обидела, проклятая! Полечу-ка я, добрый молодец, к ихнему царю, ко льву, стану просить на мышь — пусть он нас рассудит по правде». Снялся и полетел ко льву. «Лев, царь звериный! — бьет ему челом воробей. — Жил я с твоим зверем, мышью зубастою; целые три года кормились из одного закрома, и не было промеж нас никакой ссоры. А как стал запас к концу подходить, пошла она на хитрости: прогрызла в закроме дыру, спустила все зерно в подполье к себе, а меня, бедного, голодать оставила. Рассуди нас по правде; не рассудишь — полечу искать суда-расправы у своего царя, орла». — «Ну и лети с богом!» — сказал лев. Воробей бросился с челобитьем к орлу, рассказал ему всю свою обиду, как мышь своровала, а лев ей потатчик. Сильно разгневался в те поры царь орел и сейчас же отправил ко льву легкого гонца: приходи завтра с своим-де звериным воинством на такое-то поле, а я соберу всех птиц и дам тебе сражение.

Нечего делать, послал царь лев клич кликать, на войну зверей созывать. Собралось их видимо-невидимо, и только пришли на чистое поле — летит на них орел со всем своим крылатым воинством, словно туча небесная. Началась битва великая. Бились они три часа и три минуточки; победил царь орел, завалил все поле трупами звериными и распустил птиц по домам, а сам полетел в дремучий лес, уселся на высокий дуб — избит, изранен, и стал думать думу крепкую, как бы назад воротить свою силу прежнюю.

Давно это было, а жил-был тогда купец с купчихою одни-одинехоньки, не было у них ни единого детища. Встал купец поутру и говорит жене: «Нехорош мне сон привиделся: навязалась будто к нам большая птица, жрет зараз по целому быку, выпивает по полному ушату; а нельзя отбыть, нельзя птицы не кормить! Пойду-ка я в лес, авось поразгуляюся». Захватил ружье и пошел в лес. Долго ли, коротко ли бродил он по лесу, подошел, наконец, к дубу, увидел орла и хочет стрелять по нем. «Не бей меня, добрый молодец! — провещал ему орел человеческим голосом. — Убьешь — мало будет прибыли. Возьми лучше меня к себе в дом да прокорми три года, три месяца и три дня; я у тебя поправлюся, отращу свои крылья, соберуся с силами и тебе добром заплачу». — «Какой заплаты от орла ожидать?» — думает купец и прицелился в другой раз. Орел провещал то же самое. Прицелился купец в третий раз, и опять орел просит: «Не бей меня, добрый молодец; прокорми меня три года, три месяца и три дня; как поправлюся, отращу свои крылья да соберуся с силами — все тебе добром заплачу!»

Сжалился купец, взял птицу орла и понес домой. Тотчас убил быка и налил полный ушат медовой сыты; надолго, думает, хватит орлу корму; а орел все зараз приел и выпил. Плохо пришлось купцу от незваного гостя, совсем разорился; видит орел, что купец-то обеднял, и говорит ему: «Послушай, хозяин! Поезжай в чистое поле; много там разных зверей побитых, пораненных. Сними с них дорогие меха и вези продавать в город; на те деньги и меня и себя прокормишь, еще про запас останется». Поехал купец в чистое поле, видит: много на поле лежит зверей побитых, пораненных; поснимал с них самые дорогие меха, повез продавать в город и продал за большие деньги.

Прошел год; велит орел хозяину везти его на то место, где высокие дубы стоят. Заложил купец повозку и привез его на то место. Орел взвился за тучи и с разлету ударил грудью в одно дерево: дуб раскололся надвое. «Ну, купец, добрый молодец, — говорит орел, — не собрался я с прежнею силою, корми меня еще круглый год». Прошел и другой год; опять взвился орел за темные тучи, разлетелся сверху и ударил грудью дерево: раскололся дуб на мелкие части. «Приходится тебе, купец, добрый молодец, еще целый год меня кормить; не собрался я с прежнею силою».

Вот как прошло три года, три месяца и три дня, говорит орел купцу: «Вези меня опять на то же место, к высоким дубам». Привез его купец к высоким дубам. Взвился орел повыше прежнего, сильным вихрем ударил сверху в самый большой дуб, расшиб его в щепки с верхушки до кореня, ажно лес кругом зашатался. «Спасибо тебе, купец, добрый молодец! — сказал орел. — Теперь вся моя старая сила со мною. Бросай-ка лошадь да садись ко мне на крылья; я понесу тебя на свою сторону и расплачусь с тобою за все добро».

Сел купец орлу на крылья; понесся орел на синее море и поднялся высоко-высоко. «Посмотри, — говорит, — на синее море, велико ли?» — «С колесо!», — отвечает купец. Орел встряхнул крыльями и сбросил купца вниз, дал ему спознать смертный страх и подхватил, не допустя до воды. Подхватил и поднялся с ним еще выше. «Посмотри на синее море, велико ли?» — «С куриное яйцо!» Встряхнул орел крыльями, сбросил купца вниз и, опять не допустя до воды, подхватил его и поднялся вверх, повыше прежнего. «Посмотри на синее море, велико ли?» — «С маковое зернышко!» И в третий раз встряхнул орел крыльями и сбросил купца с поднебесья, да опять-таки не допустил его до воды, подхватил на крылья и спрашивает: «Что, купец, добрый молодец, спознал, каков смертный страх?» — «Спознал, — говорит купец, — я думал, совсем пропаду!» — «Да ведь и я то же думал, как ты в меня ружьем целил». Полетел орел с купцом за море, прямо к медному царству. «Вот здесь живет моя старшая сестра; как будем у ней в гостях и станет она дары подносить, ты ничего не бери, а проси себе медный ларчик». Сказал так-то орел, ударился о сырую землю и оборотился добрым молодцем. Идут они широким двором. Увидала сестра и обрадовалась: «Ах, братец родимый! Как тебя бог принес? Ведь боле трех лет тебя не видала; думала — совсем пропал! Ну чем же тебя угощать, чем потчевать?» — «Не меня проси, не меня угощай, родимая сестрица! Я — свой человек; проси-угощай вот этого доброго молодца: он меня три года поил-кормил, с голоду не уморил».

Посадила она их за столы дубовые, за скатерти браные, угостила-употчевала; повела потом в кладовые, показывает богатства несметные и говорит купцу, доброму молодцу: «Вот злато, и серебро, и каменья самоцветные; бери себе, что душа желает!» Отвечает купец, добрый молодец: «Не надобно мне ни злата, ни серебра, ни каменья самоцветного; подари медный ларчик». — «Как бы не так! Не тот ты сапог не на ту ногу надеваешь!» Осердился брат на такие речи сестрины, оборотился орлом, птицей быстрою, подхватил купца и полетел прочь. «Братец родимый, воротися! — кричит сестра. — Не постою и за ларчик!» — «Опоздала, сестра!»

Летит орел по поднебесью. «Посмотри, купец, добрый молодец, что назади и что впереди деется?» Посмотрел купец и сказывает: «Назади пожар виднеется, впереди цветы цветут!» — «То медное царство горит, а цветы цветут в серебряном царстве у моей середней сестры. Как будем у ней в гостях и станет она дары дарить, ты ничего не бери, а проси серебряный ларчик». Прилетел орел, ударился о сырую землю и оборотился добрым молодцем. «Ах, братец родимый! — говорит ему сестра. — Отколь взялся? Где пропадал? Что так долго в гостях не бывал? Чем же тебя, друга, потчевать?» — «Не меня проси, не меня угощай, родимая сестрица! Я — свой человек; проси-угощай вот доброго молодца, что меня три года и поил и кормил, с голоду не уморил».

Посадила она их за столы дубовые, за скатерти браные, угостила-употчевала и повела в кладовые: «Вот злато, и серебро, и каменья самоцветные; бери, купец, что душа пожелает!» — «Не надобно мне ни злата, ни серебра, ни каменья самоцветного; подари один серебряный ларчик». — «Нет, добрый молодец, не тот кусок хватаешь! Не ровен час — подавишься!» Осердился брат орел, оборотился птицею, подхватил купца и полетел прочь. «Братец родимый, воротися! Не постою и за ларчик!» — «Опоздала, сестра!»

Опять летит орел по поднебесью. «Посмотри, купец, добрый молодец, что назади и что впереди?» — «Назади пожар горит, впереди цветы цветут». — «То горит серебряное царство, а цветы цветут — в золотом, у моей меньшой сестры. Как будем у ней в гостях и станет она дары дарить, ты ничего не бери, а проси золотой ларчик». Прилетел орел к золотому царству и оборотился добрым молодцем. «Ах, братец родненький! — говорит сестра. — Отколь взялся? Где пропадал? Что так долго в гостях не бывал? Ну, чем же велишь себя потчевать?» — «Не меня проси, не меня угощай, я — свой человек; проси-угощай вот этого купца, доброго молодца: он меня три года поил и кормил, с голоду не уморил».

Посадила она их за столы дубовые, за скатерти браные, угостила-употчевала; повела купца в кладовые, дарит его златом, и серебром, и каменьями самоцветными. «Ничего мне не надобно; только подари золотой ларчик». — «Бери себе на счастье! Ведь ты моего брата три года поил и кормил, с голоду не уморил; а ради брата ничего мне не жалко!» Вот пожил, попировал купец в золотом царстве; пришло время расставаться, в путь-дорогу отправляться. «Прощай, — говорит ему орел, — не поминай лихом, да смотри — не отмыкай ларчика, пока домой не воротишься».

Пошел купец домой; долго ли, коротко ли шел он, приустал, и захотелось ему отдохнуть. Остановился на чужом лугу, на земле царя Некрещеного Лба, смотрел-смотрел на золотой ларчик, не вытерпел и отомкнул. Только отпер — откуда ни возьмись, раскинулся перед ним большой дворец, весь изукрашенный, появились слуги многие: «Что угодно? Чего надобно?» Купец, добрый молодец, наелся, напился и спать повалился.

Увидал царь Некрещеный Лоб, что стоит на его земле большой дворец, и посылает послов: «Подите, разузнайте: что за невежа такой проявился, без спросу на моей земле дворец выстроил? Чтоб сейчас убирался вон подобру-поздорову!» Как пришло к купцу такое грозное слово, стал он думать да гадать, как бы собрать дворец в ларчик по-прежнему; думал-думал — нет, ничего не поделаешь! «Рад бы убраться, — говорит он послам, — да как? И сам не придумаю». Послы воротились и донесли про все царю Некрещеному Лбу. «Пусть отдаст мне то, чего дома не ведает; соберу ему дворец в золотой ларчик». Делать нечего, пообещал купец с клятвою отдать то, чего дома не ведает; а царь Некрещеный Лоб тотчас собрал дворец в золотой ларчик. Взял купец золотой ларчик и пустился в дорогу.

Долго ли, коротко ли, приходит домой; встречает его купчиха: «Здравствуй, свет! Где был-пропадал?» — «Ну, где был — там теперь меня нету!» — «А нам господь без тебя сынка даровал». — «Вот я чего дома не ведал», — думает купец и крепко приуныл, пригорюнился. «Что с тобой? Али дому не рад?» — пристает купчиха. «Не то!» — говорит купец и тут же рассказал ей про все, что с ним было. Погоревали они, поплакали; да не век же и плакать! Раскрыл купец свой золотой ларчик, и раскинулся перед ним большой дворец, хитро изукрашенный, и стал он с женою и сыном жить в нем, поживать, добра наживать.

Прошло лет с десяток и побольше того; вырос купеческий сын, поумнел, похорошел и стал молодец молодцом. Раз поутру встал он весело и говорит отцу: «Батюшка! Снился мне нынешней ночью царь Некрещеный Лоб, приказывал к себе приходить: давно-де жду, пора и честь знать!» Прослезились отец с матерью, дали ему свое родительское благословение и отпустили на чужую сторону.

Идет он дорогою, идет широкою, идет полями чистыми, степями раздольными и приходит в дремучий лес. Пусто кругом, не видать души человеческой; только стоит небольшая избушка одна-одинехонька, к лесу передом, к Ивану гостиному сыну задом. «Избушка, избушка! — говорит он. — Повернись к лесу задом, а ко мне передом». Избушка послушалась и повернулась к лесу задом, к нему передом. Вошел в избушку Иван гостиный сын, а там лежит баба-яга костяная нога, из угла в угол, титьки через грядку висят. Увидала его баба-яга и говорит: «Доселева русского духа слыхом было не слыхать, видом не видать, а ныне русский дух воочью проявляется! Отколь идешь, добрый молодец, и куда путь держишь?» — «Эх ты, старая ведьма! Не накормила, не напоила прохожего человека, да уж вестей спрашиваешь».

Баба-яга поставила на стол напитки и наедки разные, накормила его, попоила и спать уложила, а поутру ранехонько будит и давай расспрашивать. Иван гостиный сын рассказал ей всю подноготную и просит: «Научи, бабушка, как до царя Некрещеного Лба дойти». — «Ну, хорошо, что ты ко мне зашел, а то не бывать бы тебе живому: Царь Некрещеный Лоб крепко на тебя сердит, что долго к нему не являлся. Послушай же, ступай по этой тропинке и дойдешь до пруда; спрячься за дерево и выжидай время: прилетят туда три голубицы — красные девицы, дочери царские; отвяжут свои крылышки, поснимают платья и станут в пруду плескаться. У одной крылышки будут пестренькие; вот ты улучи минуточку и захвати их к себе и до тех пор не отдавай, пока не согласится она пойти за тебя замуж. Тогда все хорошо будет!» Попрощался Иван гостиный сын с бабою-ягою и пошел по указанной тропинке.

Шел-шел, увидал пруд и спрятался за густое дерево. Немного спустя прилетели три голубицы, одна с пестрыми крылышками, ударились оземь и обернулись красными девицами; сняли свои крылышки, сняли свое платье и начали купаться. А Иван гостиный сын держит ухо остро, подполз потихохоньку и утащил пестрые крылышки. Смотрит: что-то будет? Выкупались красные девицы, вышли из воды; две тотчас же нарядились, прицепили свои крылышки, обернулись голубицами и улетели; а третья осталась пропажи искать.

Ищет, сама приговаривает: «Скажись, отзовись, кто взял мои крылышки; если старый старичок — будь мне батюшкой, если средних лет — милым дядюшкой, если ж добрый молодец — пойду за него замуж». Иван гостиный сын вышел из-за дерева: «Вот твои крылышки!» — «Ну скажи теперь, добрый молодец, нареченный муж, какого ты роду-племени и куда путь держишь?» — «Я — Иван гостиный сын, а путь держу к твоему батюшке, царю Некрещеному Лбу». — «А меня зовут Василиса Премудрая». А была Василиса Премудрая любимая дочь у царя: и умом и красой взяла! Указала она жениху своему дорогу к царю Некрещеному Лбу, вспорхнула голубицею и полетела вслед за сестрами.

Пришел Иван гостиный сын к царю Некрещеному Лбу; заставил его царь на кухне служить, дрова рубить, воду таскать. Невзлюбил его повар Чумичка, стал на него царю наговаривать: «Ваше царское величество! Иван гостиный сын похваляется, что может он за единую ночь вырубить большой дремучий лес, бревна в кучи скласть, коренья повыкопать, а землю вспахать и засеять пшеницею; ту пшеницу сжать, смолотить и в муку смолоть; из той муки пирогов напечь, вашему величеству на завтрак поднесть». — «Хорошо, — говорит царь, — позвать его ко мне!» Явился Иван гостиный сын. «Что ты там похваляешься, что за единую ночь можешь вырубить дремучий лес, землю вспахать — словно поле чистое, и засеять пшеницею; ту пшеницу сжать, смолотить и в муку обратить; из той муки пирогов напечь, мне на завтрак поднесть? Смотри же, чтоб к утру все было готово; не то — мой меч, твоя голова с плеч!»

Сколько ни отпирался Иван гостиный сын, ничего не помогло; приказ дан — надо исполнять. Идет он от царя и буйную голову свою повесил с горя. Увидала его царская дочь Василиса Премудрая и спрашивает: «Что так пригорюнился?» — «Что тебе и говорить! Ведь ты моему горю не пособишь?» — «Почем знать, может и пособлю!» Рассказал ей Иван гостиный сын, какую службу приказал ему царь Некрещеный Лоб. «Ну, это что за служба! Это — службишка, служба будет впереди! Ступай, богу молись да спать ложись; утро вечера мудренее, к утру все будет сделано».

Ровно в полночь вышла Василиса Премудрая на красное крыльцо, закричала зычным голосом — и в минуту сбежались со всех сторон работники: видимо-невидимо их! Кто деревья валит, кто коренья копает, а кто землю пашет; в одном месте сеют, а в другом уж жнут и молотят! Пошла пыль столбом; а к рассвету уж зерно смолото и пироги напечены. Понес Иван гостиный сын пироги на завтрак царю Некрещеному Лбу. «Молодец!» — сказал царь и велел наградить его из своей царской казны.

Повар Чумичка пуще прежнего озлобился на Ивана гостиного сына; стал опять наговаривать: «Ваше царское величество! Иван гостиный сын похваляется, что может за единую ночь сделать такой корабль, что будет летать по поднебесью». — «Хорошо, позвать его сюда!» Позвали Ивана гостиного сына. «Что ты слугам моим похваляешься, что можешь за единую ночь сделать чудесный корабль и тот корабль будет летать по поднебесью; а мне ничего не сказываешь? Смотри же у меня, чтоб к утру все поспело; не то — мой меч, твоя голова с плеч!»

Иван гостиный сын повесил с горя свою буйную голову ниже могучих плеч, идет от царя сам не свой. Увидала его Василиса Премудрая: «О чем пригорюнился, о чем запечалился?» — «Как мне не печалиться? Приказал царь Некрещеный Лоб построить за единую ночь корабль-самолет». — «Это что за служба! Это — службишка, служба будет впереди. Ступай, богу молись да спать ложись; утро вечера мудренее, к утру все будет сделано». В полночь вышла Василиса Премудрая на красное крыльцо, закричала зычным голосом — и в минуту сбежались со всех сторон плотники. Принялись топорами постукивать; живо работа кипит! К утру совсем готова! «Молодец! — сказал царь Ивану гостиному сыну. — Поедем теперь кататься».

Сели они вдвоем да третьего прихватили с собой повара Чумичку и полетели по поднебесью. Пролетают они над звериным двором; нагнулся повар вниз посмотреть, а Иван гостиный сын тем временем взял и столкнул его с корабля. Лютые звери тотчас разорвали его на мелкие части. «Ах, — кричит Иван гостиный сын, — Чумичка свалился!» — «Черт с ним! — сказал царь Некрещеный Лоб. — Собаке собачья и смерть!» Воротились во дворец. «Хитёр ты, Иван гостиный сын! — говорит царь. — Вот тебе третья задача: объезди мне неезжалого жеребца, чтоб мог под верхом ходить. Объездишь жеребца — отдам за тебя замуж дочь мою, а не то — мой меч, твоя голова с плеч!» — «Ну, это работа легкая!» — думает Иван гостиный сын; идет от царя, сам усмехается.

Увидала его Василиса Премудрая, расспросила про все и говорит: «Не умен ты, Иван гостиный сын! Теперь задана тебе служба трудная, работа нелегкая: ведь жеребцом-то будет сам царь Некрещеный Лоб, понесет он тебя по поднебесью выше лесу стоячего, ниже облака ходячего и размычет все твои косточки по чистому полю. Ступай поскорей к кузнецам, закажи, чтоб сделали тебе железный молот пуда в три; а как сядешь на жеребца, покрепче держись да железным молотом по голове осаживай».

На другой день вывели конюхи жеребца неезжалого: еле держат его! Храпит, рвется, на дыбы становится! Только сел на него Иван гостиный сын, поднялся жеребец выше лесу стоячего, ниже облака ходячего и полетел по поднебесью быстрей сильного ветра. А ездок крепко держится да все молотом по голове его осаживает. Выбился жеребец из сил и опустился на сырую землю; Иван гостиный сын отдал жеребца конюхам, а сам отдохнул и пошел во дворец. Встречает его царь Некрещеный Лоб с завязанной головою. «Объездил коня, ваше величество!» — «Хорошо; приходи завтра невесту выбирать, а нынче у меня голова болит».

Поутру говорит Ивану гостиному сыну Василиса Премудрая: «Нас у батюшки три сестры; обернет он нас кобылицами и заставит тебя выбирать невесту. Смотри-примечай: на моей уздечке одна блесточка потускнеет. Потом выпустит нас голубицами; сестры будут тихохонько гречиху клевать, а я нет-нет да взмахну крылышком. В третий раз выведет нас девицами — одна в одну и лицом, и ростом, и волосом; я нарочно платочком махну, по тому меня узнавай!»

Как сказано, вывел царь Некрещеный Лоб трех кобылиц — одна в одну, и поставил в ряд. «Выбирай за себя любую!» Иван гостиный сын зорко оглянул; видит, на одной уздечке блесточка потускнела, схватил за ту уздечку и говорит: «Вот моя невеста!» — «Дурную берешь! Можно и получше выбрать». — «Ничего, мне и эта хороша!» — «Выбирай в другой раз». Выпустил царь трех голубиц — перо в перо, и насыпал им гречихи; Иван гостиный сын заприметил, что одна все крылышком потряхивает, схватил ее за крыло: «Вот моя невеста!» — «Не тот кус хватаешь; скоро подавишься! Выбирай в третий раз». Вывел царь трех девиц — одна в одну и лицом, и ростом, и волосом. Иван гостиный сын увидал, что одна платочком махнула, схватил ее за руку: «Вот моя невеста!» Делать было нечего, отдал за него царь Некрещеный Лоб Василису Премудрую, и сыграли свадьбу веселую.

Ни мало, ни много прошло времени, задумал Иван гостиный сын бежать с Василисою Премудрою в свою землю. Оседлали они коней и уехали темною ночью. Поутру хватился царь Некрещеный Лоб и послал за ними погоню. «Припади к сырой земле, — говорит Василиса Премудрая мужу, — не услышишь ли чего?» Он припал к сырой земле, послушал и отвечает: «Слышу конское ржание!» Василиса Премудрая сделала его огородом, а себя кочном капусты. Воротилась погоня к царю с пустыми руками: «Ваше царское величество! Не видать ничего в чистом поле, только и видели один огород, а в том огороде кочан капусты». — «Поезжайте, привезите мне тот кочан капусты; ведь это они умудряются!»

Опять поскакала погоня, опять Иван гостиный сын припал к сырой земле. «Слышу, — говорит, — конское ржание!» Василиса Премудрая сделалась колодцем, а его оборотила ясным соколом; сидит сокол на срубе да пьет воду. Приехала погоня к колодцу — нет дальше дороги! — и поворотила назад. «Ваше царское величество! Не видать ничего в чистом поле; только и видели один колодец, из того колодца ясный сокол воду пьет». Поскакал догонять сам царь Некрещеный Лоб. «Припади-ка к сырой земле, не услышишь ли чего?» — говорит Василиса Премудрая своему мужу. «Ох, стучит-гремит пуще прежнего!» — «То отец за нами гонится! Не знаю, не придумаю, что делать!» — «Я и поготово не ведаю!»

Были у Василисы Премудрой три вещицы: щетка, гребенка и полотенце; вспомнила про них и говорит: «Еще бог милостив! Есть у меня оборона от царя Некрещеного Лба!» Махнула назад щеткою — и сделался большой дремучий лес: руки не просунешь, а кругом в три года не обойдешь! Вот царь Некрещеный Лоб грыз-грыз дремучий лес, проложил себе тропочку, пробился и опять в погонь. Близко нагоняет, только рукой схватить; Василиса Премудрая махнула назад гребенкою — и сделалась большая-большая гора: не пройти, не проехати! Царь Некрещеный Лоб копал-копал гору, проложил тропочку и опять погнался за ними. Тут Василиса Премудрая махнула назад полотенцем — и сделалось великое-великое море. Царь прискакал к морю, видит, что дорога заставлена, и поворотил домой.

Стал подходить Иван гостиный сын с Василисою Премудрою к своей земле и сказывает ей: «Я вперед пойду, извещу о тебе отца с матерью, а ты меня здесь подожди». — «Смотри же, — говорит ему Василиса Премудрая, — как придешь домой, со всеми целуйся, не целуйся только с своей крестной матерью, а то меня позабудешь!» Иван гостиный сын воротился домой, всех перецеловал на радостях, поцеловал и крестную мать, да и забыл про Василису Премудрую. Стоит она, бедная, на дороге, дожидается; ждала-ждала — не идет за ней Иван гостиный сын; пошла в город и нанялась в работницы к одной старушке. А Иван гостиный сын задумал жениться, сосватал себе невесту и затеял пир на весь мир.

Василиса Премудрая узнала про то, нарядилась нищенкой и пошла на купеческий двор просить милостыньку. «Погоди, — говорит купчиха, — я тебе маленький пирожок испеку; от большого резать не стану». — «И за то спасибо, матушка!» Только большой пирог пригорел, а маленький хорош вышел. Купчиха отдала ей горелый пирог, а маленький за стол подала. Разрезали тот пирожок — и тотчас вылетели из него два голубя. «Поцелуй меня», — говорит голубь голубке. «Нет, ты меня позабудешь, как забыл Иван гостиный сын Василису Премудрую!» И в другой и в третий раз говорит голубь голубке: «Поцелуй меня!» — «Нет, ты меня позабудешь, как забыл Иван гостиный сын Василису Премудрую». Опомнился Иван гостиный сын, узнал, кто такая нищенка, и говорит отцу, матери и гостям: «Вот моя жена!» — «Ну, коли у тебя есть жена, так и живи с нею!» Новую невесту богато одарили и домой отпустили; а Иван гостиный сын с Василисою Премудрою стали жить-поживать да добра наживать, лиха избывать.